Бородкин. Они пошли-с… гм… недалечко-с… скоро придут…
Авдотья Максимовна. Мне его нужно видеть поскорей… Где он, скажите вы мне!..
Арина Федотовна. Дунечка, беда у нас: ведь он все узнал. Тебя искать поехал. Селиверст Потапыч ему все рассказал — он видел, как вы ехали с Виктором Аркадьичем.
Авдотья Максимовна. Тятенька, голубчик! Скоро ли он придет, скоро ли?.. Я измучаюсь, исстрадается мое сердце до него, вся душа изноет.
Бородкин (Арине Федотовне). Надо вам было говорить!
Авдотья Максимовна. Кто-то стукнул, не тятенька ли?.. (Встает шатаясь.)
Бородкин (поддерживая ее). А хоть бы и он, что ж за беда-с?.. Нешто вы в этом виноваты, коли вас насильно увезли.
Авдотья Максимовна. Только как мне горько, кабы вы знали!.. На кого была надежда, что он со мной сделал!.. Тошнехонько мне!..
Бородкин. Что же он с вами сделал-с?
Авдотья Максимовна (с отчаянием). Что сделал? Прогнал! Мне, говорит, тебя не нужно, а нужны деньги. А я, дура, думала, что он меня любит.
Бородкин. Значит, Авдотья Максимовна, я так думаю; это дело надо будет бросить-с.
Авдотья Максимовна. А тятенька-то что скажет? Что люди-то скажут?
Бородкин. Позвольте мне за это дело взяться: я его обделаю, как должно.
Авдотья Максимовна. Вы?..
Бородкин. Я-с. Только, Авдотья Максимовна, как собственно теперича этот барин за все свои невежества не сто́ит того, чтобы вы его любили, так уж я буду в надежде-с.
Авдотья Максимовна. Я все на свете для вас сделаю, только бы тятенька не гневался на меня.
Бородкин. А когда так, не извольте ничего беспокоиться, идите себе в комнату, а я с тятенькой переговорю. А то расстроите его, да и сами от чувств даже больны можете быть. Что хорошего?..
Авдотья Максимовна. У меня на вас только и надежда!..
Бородкин. Будьте спокойны.
Авдотья Максимовна уходит.
Бородкин и Арина Федотовна.
Бородкин. Что, есть чему радоваться?.. Убирайтесь-ка лучше от греха, пока Максим Федотыч не пришел.
Арина Федотовна. Кто ж это знал, что так случится; я и ума не приложу.
Бородкин. Говорили вам, кажется, так вы сами умнее всех хотите быть. Посмотрите на Авдотью Максимовну теперь, у меня ажио слезы прошибла.
Арина Федотовна. Ну, вот, поди ж ты, разве можно было ждать от него такого невежества?..
Бородкин. Ох, кабы я на месте Максима Федотыча, я бы вам феферу задал.
Арина Федотовна. Полно храбриться-то!
Бородкин. Что храбриться-то?.. За что погубили девушку?.. Али вам это ничего?..
Арина Федотовна (прислушивается). Братец приехал. (Уходит в боковую дверь. Бородкин притворяет ее.)
Входит Русаков.
Бородкин и Русаков (садится к столу).
Русаков. Нет ее. Ну, Иванушка, сирота я теперь!. Поди домой. Оставь меня, поди!
Бородкин. Куда ж мне торопиться-то, я с вами посижу.
Русаков. Нет ее, Иванушка, ну и не надо, один поживу… имение нищим раздам.
Бородкин. Да помилуйте, Максим Федотыч, может, еще все это благополучно кончится.
Русаков. Я ее теперь и видеть не хочу, не велю и пускать к себе, живи она, как хочешь! (Молчание.) Я уж не увижу ее… Коли кто из вас увидит ее, так скажите ей, что отец ей зла не желает, что коли она, бросивши отца, может быть душой покойна, жить в радости, так бог с ней! Но за поругание мое, моей седой головы, я видеть ее не хочу никогда. Дуня умерла у меня! Нет, не умерла, ее и не было никогда! Имени ее никто не смей говорить при мне!..
Авдотья Максимовна входит и останавливается на пороге.
Те же и Авдотья Максимовна.
Русаков. Кто? кто это?
Авдотья Максимовна. Я, тятенька.
Русаков. Ты? А полюбовник где?
Авдотья Максимовна. Тятенька!..
Русаков. К нему, к нему, ступай к нему!
Авдотья Максимовна (твердо). Я не пойду из дому. Прогоните — я умру на пороге.
Русаков (молча смотрит на нее). Где же тот-то? где мой враг-то?..
Авдотья Максимовна. Он меня обманул, он меня не любит — ему только деньги нужны.
Русаков. А! вот что! Я, кажется, давеча говорил тебе об этом. Да где отцу знать: он на старости лет из ума выжил. Ну, зачем же ты пришла?
Авдотья Максимовна. Куда ж я, тятенька, денусь?
Русаков. Ну, что ж, известно, не гнать же мне тебя. (Притворно смеется.)
Авдотья Максимовна (падает ему в ноги). Тятенька! простите меня!
Русаков. Простите! Нет, ты меня уморила было!.. Ведь мне теперь стыдно людям глаза показать, а про тебя-то и говорить нечего. Нет, голубушка, я тебя запру. Поди! (Отходит.)
Бородкин. Встаньте, Авдотья Максимовна, бог милостив! Дело обойдется как-нибудь.
Поднимает ее, она плачет; они отходят в сторону и разговаривают вполголоса. Входит Маломальский.
Те же и Маломальский.
Маломальский. Сват, а сват, я, примерно, молодца-то остановил.
Русаков. Ах, провались он совсем! Мне-то что за дело?..
Маломальский. Как, сват, нет, ты не то… Он этого не должо́н… Он, примерно, теперь осрамил девушку… ну, и женись… мы заставим.
Русаков. Да мне его и даром не надо, не то что насильно заставить. Осрамил — ну, что ж, наш грех!.. Да меня золотом осыпь, я на него и глядеть-то не хочу, не то чтоб в зятья взять.
Маломальский. Это к тому, что теперича… слух этот пойдет… так и так… и, примерно, разойдется по городу: кто ее возьмет?